Необъявленная война без линии фронта
Афганская война – уже история… 27 лет прошло с тех пор, как командующий Ограниченным контингентом советских войск генерал-лейтенант Борис Громов пересек мост «Дружба» через Амударью в районе города Термез, символически замыкая последнюю колонну 40-й армии. За плечами тысяч солдат и офицеров необъятного Союза остались годы боевых действий, которые, как ни старайся, из жизни не вычеркнешь. У каждого из них была своя война, у каждого — своя память.
О той войне написано немало хороших, правдивых и честных книг. Немало сочинено субъективных, лживых страниц. И по сей день в музеях и музейных комнатах хранятся написанные, словно под копирку, письма тех, кто погиб в горной стране. Весточки родным, друзьям, одноклассникам, любимым… Спустя десятилетия, когда события тех лет перестают быть секретом, за «причесанные» чьей-то гребенкой письма становится стыдно. Как-то даже неловко перед теми, кто вернулся «из-за реки» живым, но с израненными душой и сердцем. В большинстве своем никто из них не выбирал Афганистан, все следовали присяге, приказу и долгу. Советский Союз вступил в войну без соглашения о пленных, без огласки потерь и героизма. Те, кто побывал в Афгане, вернулся другим, с иными взглядами на мир и на людей. С горьким осадком от осознания того, что на Родине замалчивают те события, не знают правды, не представляют подлинной меры испытаний, выпавших на долю совсем еще юных солдат и офицеров. В Советском Союзе долгие годы не могли сопереживать нашим солдатам. А им, молодым, которым жизнь предъявила суровый счет, так нужна была эта открытая и живая поддержка.
В конце 80-х – начале 90-х годов афганская война была среди главных обвинений, звучавших в адрес советского руководства на съездах народных депутатов. Но и тогда никто не посмел поставить под сомнение героизм советских воинов. Из истории страны, из биографии человека можно вырвать страницы, переписать, перебелить. Но нельзя их вырвать из его памяти, из памяти сотен тысяч людей…
К сожалению, даже сегодня невозможно назвать точную цифру воевавших в этой войне белорусов (разные источники называют свои цифры.) Ссылаясь на документальные материалы, книга «Афган. Пламя войны» Александра Звонникова дает следующие данные: дорогами войны прошли 28832 белоруса, 751 человек погиб, 7- удостоены звания Героя Советского Союза, 2235 – награждены боевыми орденами… А еще есть те, кто пропал без вести, и те (более семи сотен), кто вернулся на родину инвалидом. Через службу в Афганистане прошли более 200 уроженцев Ошмянского района. Более ста из них живут в нашем районе сегодня. Три ошмянских парня: Сергей Золотарёв, Эдуард Кеда и Сергей Клинцевич удостоены ордена Красной Звезды…посмертно.
Войну в Афганистане обеспечивали десятки тысяч людей: службы тыла, вооружения, связи. Это была война без линии фронта. Все, и военные, и гражданские, назывались здесь «афганцами». Многие из них, доставляя тушенку и чай, газеты и письма, денежное довольствие и награды, также рисковали жизнью на горных дорогах, на «вертушках», на самолетах, попадая под пули и мины. Но большинство составляли те, на плечи которых легла основная тяжесть войны… со всей ее грязью, потом и кровью – спецназовцы, десантники, разведчики, вертолетчики, танкисты, саперы… Среди них и наш земляк сапер-пулеметчик Сергей Золотарёв, проходивший службу в инженерно-саперной роте 191-го отдельного Нарвского Краснознаменного ордена Александра Невского мотострелкового полка в г. Газни (в/ч 39676).
Мальчишка с нашего двора
В большом и просторном (глазами маленьких детей) дворе по ул. Гольшанской, 42 Сергей Золотарёв появился спустя три месяца после рождения. Сюда переехали его родители Лидия Ивановна и Владимир Васильевич из Ново-Вильни Литовской ССР. Сергейка, так ласково называли его в семье, был третьим, младшим сыном у супругов Золотарёвых. Старшему Олегу (Алику) к этому времени уже исполнилось шесть, среднему, Ивану, полтора года. Все они родились в разных уголках нашей большой родины: Олег в Восточной Сибири (Иркутская область), Иван – в Бурятии, а Сергей – в Литве. А все потому, что дедушка Иван Григорьевич Нор (отец матери) был военным. Вместе с ним по гарнизонам Советского Союза моталась и дочка с семьей. Вспоминая свое детство, Иван признался, что местные мальчишки придумали ему прозвище, исходя из места рождения: в дворовой кампании прослыл он Бурятом, а вот за младшим закрепилось прозвище Плюшкин (Плюшка), хотя сходства с Гоголевским героем у него не было абсолютно никакого. По приезду отец сразу же устроился на работу: нужно было кормить семью. Трудился он в прорабском участке, на комбинате пищевых концентратов, автобазе, заводе пластмасс, точного литья и инструментального производства. В свободное время пропадал в хозпостройке во дворе: там он постоянно что-то мастерил и чинил. Лидия Ивановна по профессии была швеей, поэтому и пошла в быткомбинат. Затем некоторое время работала на маслозаводе, заводе пластмасс, точного литья и инструментального производства, продолжительное время — диспетчером на автобазе. Мать унаследовала характер своего отца Ивана Григорьевича: была женщиной принципиальной и строгой. Сергей обращался к ней всегда почтительно и на «Вы», что для местных мальчишек было в диковинку. Как вспоминают Сережины друзья по двору Юрий Кирдик, Павел Кохановский и Владимир Лютковский, когда мама товарища была дома, заходить они боялись, больше играли во дворе или бежали к реке.
Там для детворы было настоящее раздолье. Летом гоняли в футбол, зимой – в хоккей. Сережа любил играть в шашки и шахматы. А еще втайне от взрослых они часами напролет играли в копейки (на деньги, конечно). Находили укромное место на улице (вечером под фонарем), а если родители Сергея отсутствовали, то и забегали в дом. Часто пропадал у Золотарёвых и Михаил Станкевич, который учился с ним в СШ №1 (был на год младше). И хотя компания, в окружении которой, собственно, Сергей и вырос, не слыла примерной, Лидия Ивановна никогда не говорила сыну не знаться с такими дружками. Скромный, тихий и интеллигентный, Сережа пользовался у мальчишек неподдельным авторитетом: его уважали за честность и принципиальность, смелость и прямоту.
Помните, каким он парнем был…
Сергей Золотарёв учился в СШ №1. Он не был преуспевающим учеником. Учеба как раз то давалась ему с трудом, зато он был первым в трудовых делах, активно принимал участие в спортивных мероприятиях. Сидел он за одной партой с Валерием Жаглевичем. С ним делил все тяготы школьной жизни. В силу скромности никогда не лез вперед, но и в обиду себя не давал. Всегда заступался за девчонок. Староста класса Ирина Юрша (Яблонская) вспоминает, что однажды Сергей по какой-то причине не пришел в школу. Так его отсутствия даже и не заметили — настолько тихо он себя вел. А еще Ирина в качестве пионерского поручения получила задание помочь Сергею с математикой. Несколько раз она ходила к нему домой и помогала исправить плохую оценку.
Изменился Сергей Золотарёв после поступления в СПТУ-192. Учился он здесь с 1982 по 1985 годы. В 79-й группе, где постигали знания будущие трактористы, Сергея выбрали профгруппоргом. Классный руководитель Мира Ивановна Раткевич отмечает, что парнем он был рослым и статным. Несмотря на юный возраст, в нем чувствовался твердый мужской характер. Был парень очень ответственным и принципиальным, на все и всегда имел свою точку зрения. Однокурсники видели в нем настоящего товарища, на которого всегда и во всем можно было положиться. Сергей никогда не давал в обиду слабых. В одной группе учился с ним тихий Иван Местовский. Некоторые городские ребята любили поиздеваться над мальчишкой: заставляли дежурить за себя, носить за них конспекты. Золотарёв на происходящее спокойно смотреть не мог, и после нескольких «разговоров» ребята от Мястовского отстали. И хотя из памяти классного руководителя уже многое стерлось – все-таки столько времени прошло, – она хорошо помнит активность Сергея в походах. Как он любил эти вылазки на природу с палатками! Отправлялись чаще всего на три дня в Сморгонский район, в Снигяны. Золотарёв помогал всем разбивать палатки, умело разжигал костер. С ним было легко, и хотя лидерских качеств он особо не проявлял, к нему всегда тянулись сверстники. В училище он часто принимал участие в художественной самодеятельности. Мира Ивановна всегда брала его в инсценировки. У него это неплохо получалось, чувствовалось, что и самому «артисту» это нравилось.
На родительские собрания в училище чаще приходил Владимир Васильевич. Он всегда прислушивался к мнению педагогов и гордился тем, что о сыне положительно отзываются и учителя, и однокурсники. С мамой Сергея Мира Ивановна больше сталкивалась уже после окончания его учебы. В памятные даты они встречались у могилы «афганца»: разговаривали, воскрешали в памяти счастливые эпизоды его детства и юности.
В училище Сережа вместе с товарищами со своего двора, которые также учились в СПТУ-192, начал ходить на дискотеки. Часто наведывались они на танцы в Толминово и Мурованую Ошмянку. В Толминово жила их общая знакомая – Зоя. У нее иногда парни пропадали целыми выходными, даже помогали родителям девушки по хозяйству. К Зое приезжала в гости из Вильнюса подруга Галина. К ней Сережа Золотарёв испытывал симпатию. Многие девчонки заглядывались тогда на парня. Веселый, открытый, жизнерадостный, он был душой любой компании.
Сергея призвали в армию 14 октября 1985 года Ошмянским райвоенкоматом. Служба в рядах Вооруженных Сил считалась тогда долгом, почетней которого ничего быть не могло. В это время на верность Родине уже принес присягу Иван Золотарёв. Еще свежи были в памяти родных проводы среднего сына, а тут пришел черед защищать родную страну Сергею. Провожали новобранца одноклассники и однокурсники, а также мальчишки из его любимой дворовой «группировки». От дома, который стоит на горке, невдалеке от гольшанского моста, до военкомата несли его друзья на руках. Тогда никто из них не мог даже подумать, что через год, в начале ноября 1986 года его снова будут нести… в цинковом гробу в направлении кладбища.
Горными афганскими дорогами
Курс молодого бойца проходил Золотарёв в Печах, под Борисовом, где размещалась учебка Вооруженных Сил СССР. А уже в январе 1986 года эшелон с солдатами, в числе которых был и Золотарёв, взял курс на Афганистан. Так случилось, что в узбекском городе Термезе, расположенном практически на границе с ДРА, Сережа повстречал своего брата. В одном из поездов, который шел из Узбекистана, он увидел Ивана (тот служил в Бресте, в батальоне сопровождения военных грузов и колесил по всему Союзу). Братья помахали друг другу рукой и разъехались. А потом в Ошмяны пришло письмо, из которого родные узнали, что 
их Сергейка попал в Афган. К этому времени уже все знали, что далекий горный Афганистан — не просто страна на карте мира. Во многих семьях раскрывали атласы, чтобы найти тот или иной незнакомый город, узнать об этом государстве больше, чем из школьных учебников по географии. Во многие семьи тогда пришли незнакомые названия – Желалабад, Асадабад, Гардез, Герат, Хост, Кандагар, Файзабад, Газни… Название последнего из этих городов прочитали в одном из писем от сына и родители Сергея:
«Дела мои идут хорошо. Нахожусь я теперь после учебки далеко от границы с СССР, в Афганистане. От Кабула 150 км, около города Газни. Служу в мотострелковом полку. Сегодня встретил одного пацана из Ошмянского района моего призыва. На задания начнем ходить недели через две-три…».
Им и брату Ивану он писал часто, реже Олегу и деду, хотя весточки «из-за реки» доходили не всегда. Порой, в силу понятных причин, изымались и фотографии. В свободное время писал боец и своему другу Сергею Храпицкому (учились они в параллельных классах), ушедшему в армию на полгода раньше, летом. Друг попал в Южную группу войск СССР, в Венгрию:
«Ты, Серега, извини за мой почерк. Сейчас я пишу это письмо в БТРе. Едем на боевые действия… (Продолжение письма после завершения боевого задания). Ну вот, приехал с операции и решил дописать письмо. А то почти месяц оно валялось в кармане. На операции у нас почта не работала, только раз прилетали «вертушки» с боеприпасами. Перестрелок сильных не было. Но для нас, молодых, трудновато. Ты не представляешь, как трудно ходить по горам с минами, очень и очень трудно. А у тебя действительно служба легкая. Тащитесь вы там, а мы – летаем…».
Выполнял интернациональный долг Сергей в инженерно-саперной роте 191-го отдельного мотострелкового полка. Мне посчастливилось в сети интернет найти книгу воронежского журналиста, «афганца» Виктора Руденко «Прощай, шурави», в которой автор рассказывает о службе именно в этом, 191-м полку, а также об однополчанах, которые не вернулись с Афганистана. Вот отрывок из дневника Руденко:
«В августе на участке дороги Кабул-Газни в районе населенного пункта Дуаб силами полка была выставлена сторожевая застава №13, на которой несли службу одна мотострелковая рота, усиленная тремя танками, двумя гаубицами и одним автоматическим миномётом «Василёк». Личный состав заставы менялся два раза в год. Летом батарея реактивных установок вошла в штат полка как отдельная БРУ.
На заставе №13 в Дуабском ущелье 1 ноября 1986 года подорвались двое наших саперов — Игорь Малышев и Сергей Золотарёв. На склоне, обращенном к ущелью, ночью сработали (т.е. взорвались) ПОМЗы (заградительные мины), и старший заставы приказал им выяснить, в чем дело и поставить новые мины. Как они могли подорваться? На этот счет было немало версий. Из ущелья дул такой силы ветер, что вполне мог раскачать провода-растяжки и выдернуть чеку. Но не полностью, а так, что она удерживалась на самом краешке. И в такой ситуации рука так и тянется поправить чеку, что однозначно может привести к взрыву. Другая версия: Сергей Золотарёв, у которого на плече был штатный РПК (ручной пулемет Калашникова), мог висящим вниз стволом задеть растяжку. Как бы там ни было, один из саперов скончался сразу, а второй – (Сергей Золотарёв) к вечеру, от болевого шока. «Вертушки» за ним не могли прилететь днем: вертолетчики боялись «стингеров», а до ночи он не дотянул…».
Вот так оборвалась жизнь девятнадцатилетнего белоруса Сергея Золотарёва. От командования части, в которой служил «афганец», пришла домой написанная казенным языком похоронка, а спустя несколько дней был доставлен и «груз-200». Спустя год в цинковом гробу вернется в Ошмяны еще один наш земляк — Эдуарда Кеда из Стрельчик, а еще через год и Сергей Клинцевич.
И хотя прошло уже почти тридцать лет с того трагического дня, у Ивана Золотарёва при упоминании о тех событиях снова подкатывает ком к горлу. Тогда, стоя у гроба брата, он даже порывался «распечатать» ненавистный цинковый ящик. Женщины вместе с матерью уехали в Вильнюс помолиться в Остробрамский костел, а мужчины хотели убедиться, на самом ли деле внутри находится тело Сергея.
Провожали «афганца» всем городом. Было много знакомых и незнакомых людей. Комсомольцы, партийцы, пионеры… Сослуживцы вместе с боевым командиром, военнослужащие одной из частей, находящихся в Сморгонском районе. В почетном карауле стояли у гроба его дворовые друзья… Павел Кохановский о гибели товарища узнал из письма: он нес службу на морфлоте. Это известие настолько потрясло парня, что он решил добровольцем уйти в Афган (перевестись), чтобы отомстить за друга. Тогда моряк даже не понимал, что в горной стране нет синего моря… Оно там красное. И там есть смерть, которая ходит по пятам за вчерашними советскими школьниками, вынуждает их стрелять на чужой земле в неизвестных им людей…
Памятник саперам в Газни
(Из дневника Виктора Руденко)
Идея установить памятник саперам в полку возникла спонтанно в разговоре с замкомвзвода Володей Хачкинаевым. Когда вернулись в полк, я спросил у замкомвзвода:
— А есть ли в саперной роте какой-то документ, в котором записаны имена всех погибших, чтобы они со временем не забылись?
— Может замполит знает, — сказал Хачик, — я помню только фамилии тех, кто подорвался в сентябре 85-го. Десять человек.
У замполита имен погибших тоже не оказалось, но у него нашлась книга штатного состава инженерно-саперной роты за последние три-четыре года. В нее писарем были внесены фамилии, адреса всех солдат и сержантов. Против некоторых стояла пометка: погиб, ранен, после госпиталя в роту не вернулся. В этом был свой особый трагизм войны. Немало саперов погибло, сопровождая транспортные колонны, мотострелковые роты, выполняя во время боевых действий задачи по разминированию местности. Имена погибших со временем стирались из памяти, словно были выведены на песке: легкое дуновение ветерка, и буковка за буковкой сметаются…
А все просто: друзья погибших увольнялись в запас, на смену им приходило новое поколение, которым фамилии погибших уже ничего не говорили; заменялись офицеры, отслужив положенные два года. И чем больше проходило времени от момента гибели сапера, тем меньше было шансов, что кто-то будет помнить этого человека. Несправедливо? Да…
Осенью перед дембелем Хачик снова завел разговор с замполитом о памятнике. Тем более, что снова рота понесла потери: 10 сентября погибли два отличных парня — Алексей Верба и Владимир Селиверстов. Алексей должен был уволиться весной следующего года, а Владимиру до приказа оставалось всего две недели. Но Афган готовился к выводу шести полков. Кто-то уходил домой, а нас бросали в горы. За одной операцией последовала другая. Хачик, Петрик и их однопризывники улетели домой. В ноябре на заставе № 13 в Дуабском ущелье погибли Игорь Малышев и Сергей Золотарев. Игорь был убит осколком мины наповал, Сергей скончался через шесть часов от болевого шока. В феврале 1987 года при проверке минного поля был смертельно ранен Сабит Оразбеков. В марте на фугасе подорвался ротный бронетранспортер, не стало водителя-пулеметчика Валерки Скибы.
В Союзе считали, что в ДРА идет национальное примирение, как о том было объявлено. Тележурналист Михаил Лещинский показывал по ТВ зачехленные стволы пушек. Нам было не до этого. Январь и февраль 1987-го просидели в полку, зато в марте почти не появлялись в гарнизоне. Операция на Шутане, операция в районе кишлака Пьядарах, колонна на Ургун… И возвратились в полк дня за три до весеннего приказа министра обороны. Дембелям, в том числе и мне, пришла пора готовить парадки. Всех остальных натаскивали к весенней проверке. И тогда в очередной раз заговорили о памятнике. Активно подключился замполит. Он заменялся летом, тоже понимал, что нельзя откладывать. Попросили ротного освободить трех человек от службы, чтобы они могли заниматься стройкой. Мишка Припутнев, Сергей Щербаков и Сергей Штейна взялись за работу. По мере возможности им помогала вся рота.
Когда работа уже близилась к завершению, в штаб полка вызвали замполита и меня, секретаря комсомольской организации. Начпо (начальник политотдела — авт.) строго спросил:
— Что вы строите?..
Начпо был новым человеком в полку, только что прибывшим из Союза. Он выслушал наш рассказ о памятнике, а потом неожиданно спросил:
— А где проект?..
Этот вопрос поставил нас в тупик. Мы о чем угодно думали: где найти цемент, что изобразить на памятнике, но никак не о проекте. — Как нет проекта?! Немедленно начертите и мне на подпись! Переглянулись с замполитом. Я начал горячо доказывать старшему офицеру, что проект уже не нужен, обелиск готов. Но начпо стоял на своем: нужен, и все тут! Пришлось делать эскиз, относить на подпись. С чувством исполненного долга начпо расписался: «Утверждаю!». Начпо оказался стоящим мужиком. Помог достать цемент для памятника, а со временем, побывав на операции и увидев саперов в деле, приказал наград на саперов не жалеть… К началу мая памятник был готов.
Долго решали, какой быть надписи на нем? В блокноте у меня были записаны стихи о саперах поэта Ярослава Смелякова. Их и воспроизвели:
Вы оценить их подвиг тяжкий
По справедливости должны,
Снимите с головы фуражки
Перед саперами страны.
По свежему цементному раствору старший лейтенант Александр Аюпов выложил контур рисунка кусочками мрамора: сапер на фоне гор обезвреживает мину. По обеим сторонам дорожки, ведущей к памятнику, положили плиты. На них — фамилии погибших на афганской земле. Сапер Сашка Улитин — ему до дембеля оставалось еще полгода — спросил у Александра Аюпова:
— Товарищ старший лейтенант, зачем вы оставляете место на плитах?
На такие вопросы не отвечают, и взводный, повысив голос, сказал:
— Солдат, не мешай работать!
Улитин буквально взвился:
— Я не хочу, чтобы мою фамилию вписали туда. Через месяц список пришлось продлить. Ну а Сашка, мой товарищ, возвратился домой живым.
Открытие памятника состоялось 9 мая 1987 года. Об этом командир объявил на полковом разводе. На митинг пришла разведрота в полном составе — с нею саперы дружили. Пришел командир полка подполковник Валерий Щербаков. Произносились речи, была минута молчания, командир вручил грамоты лучшим. Словом, все, что и положено в таких случаях…
Спустя неделю, в ночь с 16 на 17 мая 1987 года, с очередной партией дембелей покинул полк и я. Перед тем, как идти на вертолетную площадку, вдвоем с Бахтиёром Мирзоевым подошли к памятнику. Внимательно еще раз прочитали на досках фамилии погибших: … мл. с-т Сергей Кашин, ряд. Владимир Пименов, с-т Сергей Корнеев, мл. с-т Алексей Верба, ст. с-т Владимир Селиверстов, ряд. Сергей Золотарёв, мл. с-т Игорь Малышев, ряд. Сабит Оразбеков, ряд. Валерий Скиба.
— Прощайте, ребята!
Бахтиёр осторожно тронул меня за руку:
— Пойдем, Рудик, время! Из штаба дежурный пришел, говорит, «вертушки» уже летят.
Уже на вертолетной площадке я оглянулся. На высоком шесте посреди палаточного городка одиноко горела лампа. На фоне ночного неба проступали контуры гор. Я понимал, что вижу все в последний раз, и глядел-глядел, пытаясь оставить в памяти мельчайшие штрихи военного бытия.
191-й ОМСП был выведен из Афгана в мае 1988 года. Чтобы исключить осквернение памятника, он был демонтирован и вывезен в Союз. Об этом мне рассказал сапер Михаил Свешников.
Долг и долги наши
Светлана Алексиевич в мемориальной нобелевской лекции отметила, что «мы жили в стране, где нас с детства учили умирать. Нам говорили, что человек существует, чтобы отдать себя, чтобы сгореть, чтобы жертвовать собой…». Мог ли Сергей Золотарёв поступить по-другому? Могли ли тысячи советских солдат, в основной массе дети простых рабочих и колхозников, что-то изменить в своей судьбе? Многие из них даже не понимали, на что шли. Им хотелось быть героями. И они ими стали. Правда, высоких наград и громких речей в свой адрес они услышать уже не смогли. Не слышали их и матери, оплакивающие так рано ушедших сыновей, потому что от безмерного горя оглохли и ослепли. Те награды, которые вручали им потом в военкоматах и на торжественных приемах, обжигали руки и сердце…
Время неумолимо. В этом году исполнится 30 лет со дня гибели Сергея Золотарёва. Нет уже в живых его родителей. Поблекла от солнца и дождя фотография «афганца» на памятнике, установленном на его могиле на городском кладбище.
…Но все еще жива наша память. Она в величественных монументах и скромных надгробьях, в названии улиц, в правдивых книгах и фильмах, в теплых встречах людей, через чью судьбу прошел Афган. В семьях, где чужая страна стала частью жизни.
Большое спасибо за память и участие в подготовке материала Ивану и Олегу Золотарёвым. Живут братья в Ошмянах. Иван работает вместе с женой Ириной в РУП ЖКХ. В свободное время занимается воспитанием внуков. Их у Ивана трое. Несколько лет назад вернулся из России в город детства Олег. Он устроился на работу в Ошмянские электрические сети.
Искренняя признательность за помощь друзьям и одноклассникам Сергея: Ирине Юрша, Павлу Кохановскому, Юрию Кирдику, Владимиру Лютковскому, Михаилу Станкевичу, Сергею Храпицкому, Марине Тихомировой, классному руководителю Мире Ивановне Раткевич, руководителям музеев СШ №1 и аграрно-технического колледжа, Виктору Руденко.
Алина САНЮК.
Фото Светланы МУЦЯНСКОЙ, из архивов семьи Золотарёвых, одноклассников, Виктора Руденко.